Variatio delectat
читать дальше
Однажды я сказала Р., что он - гомофоб. А Р. в ответ обозвал меня гомофилкой, и я не стала с ним спорить.
Проще всего сказать о моем детстве, что оно прошло под знаменем непохожести. Непохожесть была тогда нашей семейной религией, и я не просто так использую этот красивый оборот. Маленькие католики (в книжках) не понимают, зачем ходить в церковь, скучают на воскресных мессах, не хотят учить псалмы и делают это только потому, что им велят родители. Точно так же, мне приходилось отличаться, у меня не было выбора.
В раннем детстве было не очень трудно, потому что я не особенно надо всем этим размышляла. Помню, одна девочка в санатории убеждала меня, что мамы не бывают в джинсах. Когда родители приехали меня навещать, я первым делом убедилась, что очень даже бывают, и сразу выбросила это из головы. Они привезли мне тогда в подарок куклу в большой картонной коробке. Кукла тоже была не такая, как положено – не в платьице, а во фланелевом спортивном костюмчике (чтобы в походы ходить), а на обратной стороне коробки папа начертил мне поле для игры в «йогу» - у меня была дома такая игра-головоломка. Когда родители уехали, я уселась в лесу под соснами совершенно одна и стала играть в «йогу» шишками. Никто меня не понимал, но мне не очень-то и хотелось.
Кроме того, у непохожести моей семьи была масса преимуществ, которым во дворе завидовали. Во-первых, летом мы не ездили к морю или на дачу, а ходили в походы на байдарках. Во-вторых, у меня были болониевые штаны, в которых можно было сколько хочешь валяться в снегу. В-третьих, меня никогда не ругали, если я сломаю или потеряю какую-нибудь игрушку.
Когда я пошла в школу, то стала замечать, что отличаться от остальных - неудобно и неприятно. Мне хотелось куклу барби, лосины и розовый пенал с магнитным замочком - вместо конструкторов и головоломок, вместо длинных юбок, вместо экзотического (по тогдашним правилам) школьного рюкзачка. Отношения с одноклассниками в начальной школе не складывались, я переживала. Но примерно в то время папа сформулировал для меня основной постулат нашей семейной религии: выбирают – непохожих. Если перед тобой лежит шесть красных кубиков и один синий, ты выберешь синий, - сказал он, и я поверила.
Только сейчас я начала понимать, почему для моих родителей это было тогда так важно. В безликом мире совка самым ценным было то, что отличалось – люди, книги, фильмы, квартиры, вещи. Тогда я восприняла это упрощенно, для меня все непохожее стало хорошим, а все стандартное – достойным презрения. Семейная религия обрела смысл, я стала фанатиком.
Быть идейной неформалкой я перестала уже лет десять назад, лесбиянки из меня не получилось, а в евреи меня не приняли. Я почти перестала выпендриваться сама, но всех непохожих люблю по-прежнему. Отличие от стандарта, не важно, в какую сторону, представляет для меня большую ценность.
В упражнениях «на развитие толерантности» есть такой вопрос: вот вы садитесь в поезд, и ни одного совсем свободного купе уже не осталось. В одном сидит негр, в другом парочка геев, в третьем инвалид на коляске, в четвертом цыганка с ребенком, в пятом – двое подростков с ирокезами и пирсингом, в шестом - молодой мужчина в хорошем костюме, и так далее. К кому подсядете вы? Предполагается, что, отвечая на вопрос, человек задумается о том, насколько он толерантен ко всяким меньшинствам. Оказавшись в такой ситуации, я, наверное, подсела бы к негру, но каждые полчаса выбегала бы в тамбур в надежде познакомится с остальными пассажирами. Я отлично понимаю, что самым интересным собеседником мог быть мужик в костюме, но ничего не могу с собой поделать. При прочих равных геи и евреи интересуют меня больше, чем гетеросексуалы и православные, но я подчеркиваю эту оговорку - «при прочих равных». Своих друзей я люблю не за их отличия, а за то, что они потрясающие люди. Надеюсь, они это понимают.